Она натирает барную стойку до блеска и тупо пялится в свое отражение, закинув полотенце на плечо. В животе умирающий кит издает протяжный стон, тошнит; сегодня ей предложили повышение. Она пропускает сквозь пальцы прядь волос, втягивает носом их запах и хочется кисло взвыть. Они насквозь провоняли чипсами и чем-то еще. Копченым сыром. Ей придется снова провести битый час под душем, чтобы соскоблить с себя этот смрад лавандовым мылом. От стойкой отдушины болит голова, но шампунь уже не справляется. Она называет это ароматом разочарования или разрушенных надежд.
Клиент, каждый клиент считает, что всем барменам чертовски интересно слушать чужое нытье. А ты мрачно помалкивай и участливо сопи в обе дырочки. Если бы они знали, насколько ей плевать, то расплакались бы. У нее своих трудностей наберется полная выгребная яма с горкой.
Наверное, так ощущается зависть.
Она завидовала девочкам из старшей школы, их платьицам, костюмчикам, рюшам. Ногам от ушей, бессмысленному щебетанию за обедом, обсуждению размеров и диет. Их бедам, начинающимся со случайного секса и заканчивающихся содержанием левоноргестрела на одну экстренную таблетку. Они не задумываются о будущем, потому что оно само плывет в руки на фарфоровом блюде, стоит только поманить пальцем. Она убеждает себя прекратить сравнивать.
Зависть - большой грех. В который раз бубнит себе под нос, ерзая на неудобной деревянной скамье в церкви у Парк Плейс. Она бы не назвала себя верующей католичкой, а скорее человеком привычки. Раньше мама часто таскала ее на воскресные службы. Теперь визиты сюда прочищали мозги и дарили ощущение беззаботности и умиротворения. Как будто тебе снова шесть лет и все вокруг предельно ясно.
Раньше у нее была своя просторная комната в сливочных тонах. Был небольшой, но уютный дом в пригороде Лондона. Уроки в школе танцев по субботам и походы в книжный магазин каждое третье воскресенье месяца. Была большая собака и цветущий сад, за которым отец сам ухаживал, а после прохлаждался на веранде со стаканом красного вина. Отцовский бизнес по продаже автозапчастей процветал; мама готовила блюда навынос для ресторана быстрого питания, а в свободное время пекла соседям десерты на заказ.
По официальной версии папа часто ночевал в офисе, пропадал в командировках. Она подозревает, что пределы города он никогда и не покидал. Максимум - тайные свиданки в дешевых мотелях; рассадниках клопов и дизентерии. "Он засранец", - говорит мама, ныкая початые бутылки из под скотча по бельевым шкафам.
Сначала она плотно закрывала двери в комнату и погромче включала U2, чтобы не слышать поздних телефонных звонков и скандалов следом. Все чаще приходилось пропускать занятия по танцам, потому что отец просто забывал их оплачивать. Потом она стала спотыкаться о забытые на полу пустые бокалы и относить их в раковину тихо как мышка, чтобы не разбудить маму, которая скукожившись дремала на диванных подушках. Отец даже отправлял супругу к хорошим специалистам, на реабилитацию; но это были деньги на ветер. Пока он продолжал вести двойную жизнь, мама падала на дно во власть вредных привычек.
Однажды одна из местных газет напечатает скорбный заголовок о преждевременной кончине ее отца. Повесился на простынях в гараже собственного дома. Причину полиция не установит. Простуженный констебль многозначительно высморкается в салфетку, выразит соболезнования и укатит на патрульной машине восвояси, грезя о теплом ужине.
К тому моменту ей стукнет шестнадцать.
Отец оставит ей богатое наследство: алкозависимую мать, неоплаченные счета за кабельное, рпп и долговые расписки.
Весь доходный бизнес оказался таким же фальшивым, как из отца примерный семьянин. Он сбывал на сторону детали с угнанных машин, клепал липовые квитанции; выкидывал такие цыганские фокусы, что по сравнению с этой грязью канализационные отходы пахли бы фиалками. Финансовые обязательства связали отца по рукам и ногам, они же затянули петлю на его шее. Он эгоистично свалил на тот свет, заложив все имущество, включая недвижимость, оставив семью с голым задом. Им пришлось снимать трейлер и селиться у черта на рогах.
Она сидит на высоком порожке, пинает жестяную банку и слушает как стрекочут какие-то насекомые. Через час начнется смена в баре, а с утра у нее по расписанию очередной трезвый скандал. Если мама не пьет, то особенно звереет.
Ей тут не место. Как минимум, она бы хотела продолжить заниматься танцами. Профессионально, чтобы зарабатывать этим на жизнь. Как максимум - надеялась поступить в колледж, сделать карьеру успешного юриста и носить белоснежные блузы с накрахмаленными манжетами.
Она вот-вот расплачется.
С детства ей повторяют, что она умница. Ее увлекает история, философия, литература. Но в школе такие зубрилы обычно на самом дне пищевой цепочки, крайняя ступень эволюции. Пробивают дно и затравленно царапают там наскальные рисунки или занудные формулы. Она держится одиноким волком. Во-первых, чтобы не выделяться. Во-вторых, ей стыдно говорить о себе. Она безучастно грызет ручку и делает вид, будто не слышит о чем шепчутся за спиной. Говорят, она переспала с половиной города; что она странная и заразна хламидией, ее мать - наркоманка; сама она толкает дурь парням из колледжа или вроде того. Их ждет разочарование, если они узнают, как уныла, скучна и однообразна ее жизнь на самом деле. В такие моменты очень не хватает покойной итальянской бабули, которая бы взяла в руки мокрый полотенец и, смачно выругавшись на родном сицилийском наречии, как следует отходила бы ее по заднице за то, что внучка куксится и опускает руки.
"Fortuna I forti aiuta ed I timidi rifiuta". Удача любит смельчаков, ну, что-то типа.
Однажды, а если точнее, октябрьским вечером девятнадцатого, она колеблется минуты две, прежде чем принять предложение попробовать себя танцовщицей в закрытом ночном клубе и отрабатывает свою последнюю смену в баре.
Ее рекомендует давняя подруга, она просто собралась улететь за океан к таинственному жениху и напоследок решила побыть доброй феей-крестной. Когда-то они жили на одной улице, вместе ходили в школу и на уроки танцев. После отцовского фокуса с исчезновением в ящике та стала единственной спасительной соломинкой, сопереживающей и поддерживающей, а теперь отдавала место, по ее словам, в одном из самых приличных заведений среди неприличных во всем Соединенном королевстве.
И она рискнула. Прошла собеседование и прослушивание, повторное прослушивание и контрольное собеседование, за испытательный срок сделала треть всей выручки и конечно осталась.
Она не сомневается, что поступает правильно. Что доходы теперь в разы превышают расходы, что она может спокойно платить ренту и не волноваться, что остатка не хватит на продукты, что ей удается даже откладывать на колледж. К тому же, место оказалось вправду достойным. Охрана следила за поведением посетителей и придирчиво отсеивала любых нарушителей, хотя такие заглядывали крайне редко.
Она входит в гримерку, растирая ноющее предплечье. Шоу только что закончилось и она может мечтать только о том, как выпьет болеутоляющее и смоет с лица боевой раскрас. Глаза от него страшно зудят. Но вместо того, чтобы смочить ватный диск, она роняет флакон с лосьоном, проливает почти все его содержимое и случайно подслушивает разговор, который не хотела бы знать. Еще со школьной скамьи она недолюбливает сплетни и презирает кривотолки. Говорят, один из совладельцев планирует прибрать к рукам вторую долю. Говорят, он собирается навести свои порядки, включить в программу эскорт и более интимные услуги для гостей. Она поводит плечами. Деньги очень тяжело достаются, но ей не хочется получать их таким путем.
К счастью, ей снова везет.
И с той самой подругой, которая успешно вышла замуж за маклера по недвижимости, собралась открывать свою школу танцев для детей и звала к себе в штат; и даже с прежним работодателем. Однажды он помог вернуть ее мать к нормальной жизни, в благодарность она предупредила, что его давно пасут и подсиживают. Она расплатилась с долгами, больше на родине ее ничего не удерживало.
Ей удалось скопить достаточно, чтобы собрать пожитки, переехать в Америку и снова грезить о приличном образовании.