Штормовое предупреждение.
Вечером понедельника ожидается комплекс метеоявлений, ливень в сочетании с грозой, сильные порывы ветра.
Будьте осторожны.

Рубашка неприятно липнет к спине, намокшие волосы к лицу. Ева дрожит и всхлипывает от досады, взглянув на наручные часы. Опоздала. Возвращаясь к этому моменту спустя столько лет, задержалась бы допоздна? Рискнула бы также легко и смело нырнуть в машину Чейза Фостера? Необдуманно, опрометчиво. В тот вечер Ева удивилась, что один из тех богатеньких выпендрежников, что считали себя венцом эволюции, вдруг решил запачкать свой дорогой салон. Видимо, от скуки.

В тот вечер Ева не слышала штормового предупреждения.
Тревожный механический голос транслировали по всем радиостанциям.
Опасность! Впереди опасность, бежать, бежать!
Всего лишь одно неосторожное решение, всего лишь одна встреча, что может пойти не так?
Опасность! Бежать со всех ног.

- Спецслужбы мне доплачивают. Ева хлопает глазами преувеличенно безвинно. Тому, кто хорошо ее знает (вдоль и поперек), за попытками шутить невооруженным взглядом заметен лишь обнаженный нерв. Ева растеряна. Без капли дружелюбия. Вдоль позвоночника словно вбили металлический штырь.

Еще шаг.
Ева молчит. Замирает, как лесной зверь, выхваченный из мрака светом фар. Ревниво прячет горькую усмешку в нагрудный кармашек своей счастливой (раньше) блузки. Скучала? Что за глупости. Как можно скучать по воздуху, которым дышишь. Ева молчит и завороженно смотрит за тем, как взмывает его рука, чтобы дотронуться до ее волос. Так касаются хрупких крыльев, чтобы не задеть чешуек. Молчит и совсем не думает о том, что если чуть поднять голову, приподняться на цыпочках, можно почувствовать теплое дыхание на своей щеке.

Чейз Фостер подносит зажигалку к датчикам дыма.
Чтобы все вокруг заполнил собой вой тревожных сирен.
Зачем тебе эти провокации, Фостер?
Вероятно, от скуки.

Ева вскидывает подбородок, чтобы встретить дьявольский прищур. Бабочку уже расправили, проткнули перпендикулярно оси тела, бабочку препарировали. Ее ладонь замирает в нерешительности, сквозь рубашку коснувшись его ключицы. Пока не понятно - чтобы удержать или оттолкнуть.
Главное, не будь такой слабачкой, Ева.
Скажи, что давно выросла из своего прошлого, что в нем стало тесно.
Скажи, что время зализывает кровоточащие раны, вода стачивает острые камни.
Скажи, что гордишься своим самообладанием.
Давай же, Ева. Главное...

Ева молчит, невольно роняя взгляд на его губы.
Ты слабачка, Ева.

Опасность! Впереди опасность, бежать, бежать!
Чейз Фостер весь как будто соткан из противоречий. Может таким гипнотическим обволакивающим шепотом звучать так горько. Подавать ядовитую пилюлю под сладкой сахарной глазурью. Опасность! Бежать со всех ног. Ева в порыве сжимает его рубашку под своей ладонью. Понятно - чтобы оттолкнуть. Достает усмешку обратно из нагрудного кармашка счастливой (когда-то) блузки и цепляет на лицо.

- Если бы ты не сказал чего-то подобного, я бы продолжала думать, будто это какой-то сон. Ты часто мне снился, знаешь? Она отшатывается от него, делает шаг назад, натыкаясь на плюшевое кресло. Сзади шуршит полиэтилен. - В основном, в кошмарах. Ева  выдерживает паузу. Чтобы не надумывал о себе большего, чем есть на самом деле (вранье). - Но теперь вижу - это самая настоящая реальность. Ты не изменился.

Его слова отрезвляют. Резко выталкивают из густого, вязкого транса, куда Ева провалилась неосторожно, как в бездонный грот. Она почему-то забыла вдруг, что время не замедлялось (не останавливалось?), что за пределами этого кабинета скорее всего их будущий дом с Кристен, Кристен - наконец.

- Ну? Что мы решаем? Стоило ей впорхнуть в комнату, как воздух переполняется беспечностью и сладковатым шлейфом ее духов. Кокос, ветивер, деньги. Она обвивает руками шею жениха. Ева поправляет прядь волос, которой только что касались его пальцы. - Любимый, папа приглашал нас отдохнуть вместе в Эльдорадо Хиллз на следующих выходных, устроить семейный викенд. Но мне пришлось отказаться, ведь у нас уже есть планы.

Февральская прохлада как-то слишком больно облизывает пылающее лицо.
Ева закрывает окно, поправляет полиэтилен на плюшевом кресле.
- Забыл? Вообще-то мы идем на свадебный ужин. Если купим этот дом, можем обойтись тостером в подарок, Ева?
Кристен весело хихикает.
Ева улыбается.

- Достаточно, если вы просто будете нашими гостями, Крис. Хотя покупкой дома сделаете нашу свадьбу только веселее. За попыткой шутить все также выглядывает обнаженный нерв. Ева смотрит на Чейза. Проскользнет ли по его лицу хотя бы одна мимолетная тень. Всего лишь одна встреча, что может пойти не так?

В этот понедельник синоптики прогнозируют сильные ливни, местами переходящие в грозы, шквалистый ветер и бурю.
Будьте осторожны.

Этот вечер заведет тебя на заклание, заблудшая овечка.
Она ввязалась в эту партию, не владея выигрышными комбинациями. Просчитала, что хищнику придется не по зубам легкая добыча. В конце коридора слышится приглушенный смех гостей, звон бокалов, стук вилок о белоснежные тарелки. Ева могла бы вернуться туда, где белоснежные скатерти.
Белоснежные намерения будущего мужа.
Белоснежная репутация в полной безопасности.

Вместо этого стоит, привалившись к холодной стене, тяжело дышит, хватается за безобразные скользкие щупальца, что тащат ее все глубже, к ядру преисподней. Его руки по хозяйски ложатся ей на спину. Обхватывают шею, покрывают изморозью. Сдавленно ахнув, Ева прижимается к стене, оцарапав лопатки о шершавую поверхность. Останутся следы. Давай Ева, хочешь проверить, насколько низко можешь пасть?

- Лучше бы ты купил на эти два доллара хоть щепотку деликатности. Или твоя жизнь настолько пустая и тоскливая, если решил принять приглашение и поразвлечься? Слова выбрасываются из стиснутого горла, как токсичные отходы в канализацию. Она хрипло смеется. - Ревную? Тебе бы этого хотелось, да? Но пойми, ревнуют свое, а ты - ничье. Ева сглатывает.

Он прижимает ее ближе (на ступень ближе к чистилищу).
Если тело храм, то его покинули все прихожане.
Храм неуместно податливый, отзывчивый, убежище безбожников.
- Прежде, чем указывать, что мне делать, тебе стоит разобраться в себе.
Где-то в конце коридора громко поднимают тост за ее счастливое будущее.
Ева мотает головой, хмельно, пьяно.
- Что? Хочется ему врезать. Ногти вонзаются в предплечья.
- То есть проблема во мне?

Добыча отрастила клыки, чтобы отгрызть себе ногу, если та угодит в капкан. Внутри все пышет, от злости (предвкушения?). Нет. Давай же, Ева, разве ты не хочешь проверить, насколько низко можешь пасть? Из другого конца коридора доносится музыка, беспечные голоса, благоразумие.
Кровь пульсирует под его губами где-то в районе яремной вены.
Кровь (зараженная) ударяет в голову, лишает рассудка.
Из груди выпадает стон.

Звук тихий, но у Евы барабанные перепонки вот-вот лопнут. Звук словно пробивает брешь в толстой церковной стене. Теперь туда можно влезть (он был первым), осквернить, перевернуть кресты, вместо терновых венцов надеть лавровые (ведь именно так поступают победители?). Ева злится. Распаляется. В отместку льнет к нему грудью так, что одежда, касаясь наиболее чувствительных участков, воспринимается словно пыточная камера. Эти до боли знакомые ощущения поднимаются со дна памяти мутным осадком "кул эйда".
Вспомни, мадмуазель баттерфляй (разве не похожи?), вспомни, как тебя выбросили вместе с мусорными пакетами, как оставили пылиться в гараже между засохшим обойным клеем и коробкой ржавых гвоздей. Вспомни, что ты провела выпускной, в красках представляя, чем закончится вечер для Чейза Фостера. Вероятно, пьяным сексом с Джейни Фокс на заднем сидении его машины (ведь именно так поступают победители?).
Ева злится. Распаляется.

В отместку запускает пальцы в его волосы. Скользит по шее.
Хочется спутать, оставить свой след, свой запах.
Манкий фруктовый приторный, чтобы зубы сводило до тошноты.
Душистый, слащавый, чтобы он въелся под одежду, впитался в эпителий.
Стоял в носу, перебивая чужой (кокос, ветивер, деньги).

Ева помнит, что ему нравится. Подцепляет заколку с хвоста, волосы рассыпаются вниз по плечам сломанной волной. Так лучше. К пальцам ног медленно подползает жар, исходящий от языков адского пламени. Выход там, где белоснежные скатерти, заблудшая овечка. Давай же, вспоминай о белоснежных тарелках, намерениях, репутации. Чейз Фостер уже однажды наследил внутри грязными ботинками (ведь именно так поступают победители?).

Ева злится.
Она не знает, как реагировать на повышенное внимание. Раньше в школе ее никто не замечал. По крайней мере до того, как Чейз Фостер любезно подвез ее до дома. Всего за неделю Ева Дюваль превратилась в ту дешевку, про которую гуляли настолько грязные сплетни, что не справился бы даже концентрированный отбеливатель. Она конечно никогда не болела мещанством, просто воспитывалась по весьма консервативным лекалам, по которым раздвигать ноги перед каждым встречным считается не самой праведной стратегией. И не то, чтобы ее волновало чужое мнение. Но ей чудом удалось попасть в эту школу, получить стипендию. Зачем рисковать подмоченной репутацией?

В начале первого ночи все (кто остался на той вечеринке) играют в бутылочку.
В час-пятнадцать новый круг начинается с Евы.
В час-шестнадцать горлышко показывает на Фостера.

Дьявол, новым сплетням быть.
В час-восемнадцать он открывает перед ней дверь тесной кладовки, пропуская даму вперед.
Ухмыляется, смерив ее таким взглядом, что даже в полумраке заметно, как зарделись ее щеки. Ева ловит себя на мысли, что странно взволнована двусмысленностью момента. Игнорирует вдруг участившееся сердцебиение. Не замечает, какой намагниченный воздух внутри. Если прислушаться, можно различить электрический треск.

- Ладно, если хотела остаться наедине, могла просто попросить.
- Я не... Ты ведь знаешь, кто распускает обо мне все эти мерзкие слухи? Знаешь, ведь так? И значит понимаешь, что это только слухи?

Раздается стук в дверь.
Время.

Время. Наверняка Уэсли уже ее хватился.

Ева дразнит, мазнув кончиком носа по щеке, замерев слишком близко. Тик-так. Вытянувшись на носочках, сладко выдыхает в губы.
- Не утруждайся, Уэсли обязательно проверит. Убирает чужие руки с ягодиц, медленно опускается на пятки. Тяжело дышит. Тик-так. Ева поправляет съехавшую с плеча тонкую лямку платья.

- И кстати, (с тобой) я никогда не играла. Понятия не имею, что там за каша у тебя в голове, но если ты правда так думаешь, значит ты совсем меня не знаешь. Она пятится в противоположный конец коридора, пошатываясь, поднимая волосы заколкой. Откуда-то доносится приглушенный голос Уэсли. Тик-так.

Смотри, все твои пальцы перепачкались в пыльце с тонких крыльев.
Если тело храм, то в нем поселился сам дьявол.

Еву в райский сад влечет змей. Нашептывает в левое ухо вкрадчиво, сладко, настойчиво.
В ноздри бросается вкусный запах яблоневого цвета. Благоухающий, манящий, удушливый.
(Не спастись от лукавого.)

Его голос низкий, грудной, почти хриплый. Этот голос - палитра, в которой смешалось сразу столько красок. Смесь желания, ненависти, злости, какого-то ядовитого отчаяния и всех остальных чувств, находящихся в спектре между ними. Если бы Ева не знала Чейза Фостера так хорошо, не смогла бы различить и пары оттенков. Она внимательно наблюдает за каждым его движением из под подрагивающих ресниц. Чувствует бедром, как ему не хочется сдерживаться. От этого понимания внизу живота скручивается томительный влажный узел.
Ева рвано выдыхает, хватаясь за его руку.
Правой надо остановить, левой хочется направить.

- О, ты врешь. Ты никак не уйдешь.
Ева скалится. Едва выговаривает слова, спрятанные под дрессингом из яблочного уксуса.
Каждое слово тяжело падает словно булыжник с утеса. О, в ней скопилось столько слов и чувств, что пора перекрывать все дороги и магистрали. Скоро точно случится каменный обвал. Не спастись.

Откуда-то доносится скулящий всхлип. Ева не сразу соображает, что это из нее. Торопливо закусывает губу до боли, чтобы помалкивать, но уже поздно. Тело само отзывается, послушно сжимается, толкается навстречу, иступлено насаживаясь на чужие пальцы. Если тело храм, то в этом храме Чейзу Фостеру известен каждый укромный угол. Если тело храм, в этом храме сжигают Иуду. Телу хочется большего. Хочется принять его всего полностью, как раньше. Почему людьми всегда правит это глупое стремление ухватить за хвост то мимолетное, что приносило наибольшее удовольствие? Она упирается лбом куда-то ему в плечо, втягивая носом его запах вместе с воздухом. В мыслях мелькает безрассудное желание в нем утонуть и почему-то Еве кажется, что он бы хотел тут утопиться. (Еве только кажется.)

Ева опять принимает легчайшие лепестки пепла за нескольких встрепенувшихся бабочек.
У Чейза Фостера в жизни все идеально, идеально настолько, чтобы просто заскучать.
Когда-то он обращался с ней, как с хрупкой хрустальной вазой, однако ему стало скучно и теперь вместо нее лишь осколки с острыми краями, что оставляют глубокие порезы, если сжать их в ладонях чуть небрежнее.

- Иди к черту, Фостер.
Шипит, как змея, которой только что вырвали клыки.
Ему скучно. Он отстраняется, заронив внутрь ледяную пустоту.
Мучительную нестерпимую тяжесть в животе, почти болезненную.
Иди к черту, Фостер.
Иди к черту.

Ева падает покрасневшими лопатками на стену, прикрывая глаза. Только чтобы не провожать испепеляющим взглядом его спину. Приглаживает смятое платье влажными ладонями. Жмурится. С крыльев бабочки капает гниль и тина. Смотри, Ева, в райском саду все яблоки на вкус горькие, червивые, скисшие.

Уэсли находит ее спустя пять минут.
Ева виновато кривит губы и надеется, что прическа не слишком растрепалась.
- Ты был прав. Не стоило так налегать на вино. Отвези меня домой, пожалуйста.
Он нежно поглаживает ее оголенные плечи теплыми большими ладонями. Накидывает свой пиджак. А тем временем едва различимые (грешные, грязные) царапины горят под его прикосновениями.

Пахнет топленым воском и ладаном.
Ей тошно.
Боже, блаженный думает, она святая.
Им не спастись.

Ева запирается в ванной комнате. Набирает воду из под крана в подставленные ладони, чтобы запить таблетку от головы. Таращится на свое отражение. (У нее на предплечье укус змея искусителя). У нее на предплечье едва заметная токсичная отметина. Ева касается ее подушечками пальцев, в красках представляя, как Чейз сегодня ночью добьется необходимой разрядки. Как Кристен будет громко стонать. Как будет извиваться под ним, придавленная к простыням его весом. Весом той склизкой лжи, которой ее сегодня снова отымеют. Ева выключает шумный поток воды, сглатывая тошноту. Всего несколько недель назад у нее все было распланировано. Что пошло не так? Боже, почему ладан теперь кружит голову, путает мысли?
Иди к черту, Фостер.
Иди к черту.

Но к черту идут только все клятвы держаться от него подальше.
От Кристен. От их идеальной жизни, в которой все идеально. Настолько, что скучно. Ева бежала к их парадному крыльцу, пытаясь укрыться от сильного ливня тонким жакетом. Вода уже ручьями стекала по платью, волосам и щекам, размазав макияж. В этом городе сезон дождей и обвалов. Не спастись.

- Там почти что библейский потоп.
Ева нервно хихикает, стуча зубами, когда Кристен ахает и начинает суетиться вокруг, распахнув перед гостями дверь.
На новоселье не приходят с пустыми руками. Поэтому Ева дарит коллекционную бутылку чилийского красного вина и хрупкую хрустальную вазу (изящную, как намек) на память. Она идеально подойдет под букет гортензий, которые Уэсли безуспешно прячет под полами куртки.

- Вы простудитесь, если в эту же секунду не переоденетесь! Ева, идем, дам тебе что-нибудь сухое и симпатичное.
Уже знакомой дорогой они поднимаются на второй этаж, пока Ева глупо усмехается тому, как хлюпают стопы в туфлях, пока Кристен волнуется и бодро щебечет, как райская пташка. О том, что она заказала овощи к закускам, а ей по ошибке привезли фрукты. О новых соседях. О проблемах в городском совете. О том, что Чейз разбирается с какой-то важной сделкой и весь вечер сидит в своем кабинете. Ева дрожит.

- Выбирай. Тут многое тебе подойдет, у нас же один размер.
Кристен как радушная хозяйка переживает, чтобы остальные гости не заскучали и оставляет Еву одну у порога гардеробной своей спальни. Оставляет за собой тишину. Только слышно, как тяжелые капли громко барабанят по оконному стеклу. В этом городе сезон дождей и катастроф. Ева стоит посреди пустой комнаты и чувствует себя неуютно в липком холодном платье. Дрожит.

Ева чувствует на языке кислый яблочный привкус.
Запах ладана, гнили и тины
(не спастись).